***

 

Ты пропадешь, когда исчерпается твой век,

Как стакан, накренившись, прольешься наружу.

Тогда имя твое уберут из мирских картотек.

Ты умрешь. Но гармонии ты не нарушишь.

Ты исчезнешь, когда пересохшие губы молчать не смогут.

И симфония мира твоей панихидой будет.

И застынет улыбка на мраморной статуе бога.

Ты уйдешь. Без истерик. Без слов. Без извода посуды.

А твой свет, умещавшийся раньше в моей ладони,

Распахнется, как будто все двери мира.

Раскрошится на сотню твоих историй.

И раскупится, словно кусочки голландского сыра.

Ты погибнешь. Когда твое время внезапно рухнет.

Когда опытный врач покачнется от тяжких усилий.

Я развею твой прах над алмазно-фарфоровой бухтой,

Чтобы волны последние мысли твои омыли.

Пропадешь. Когда колокол трижды пробьет к обеду.

Когда важные дамы, поправив свои наряды,

За столом о судьбе заведут беседу.

У меня не останется сил им кричать: «не надо».

У меня не останется даже немого крика.

Весь мой крик задохнется за миг до бури.

Буду тихо щелкАть чуть соленые семечки тыквы.

И пойму, что тебя в этом мире уже не будет.

Будут разные. С блеском в глазах или в туфлях до блеска.

В сюртуках или без, целый день или только под вечер.

Я им всем испеку твой пирог из вишневого теста

И поставлю твой вальс. Без надежды на все-таки встречу.

Ты уйдешь. Моя память рассыплется сотнями строчек.

Как стакан, накренившись, я выльюсь наружу.

Наш роман будет так бесконечно красиво закончен

Под неистовый танец декабрьской стужи.